Социальный суицид
Часто говорят: «Посмотри на себя со стороны». Мол, только так можно в действительности оценить собственное поведение, внешний вид и так далее.
Обязательно ли быть инсайдером в оценке состояния общества? Наверное, только чужак может дать конкретное наблюдательное определение. Только в отстранённости можно избавиться от навязчивого чувства сопричастности, которое мешает давать объективные характеристики.
Алиса и Сергей, добровольно отделившись от того, чему их учили в школе на уроках обществознания, не стесняются давать миру людей плохую оценку. И существуют эти двое вне общепринятой нормы. Как в мире у Льюиса Кэролла, где Алиса попадает в другую реальность, где, «чем дальше, тем страньше».
Алиса перепрыгивает через ручей, пролезает в нору за кроликом. И попадает в совсем другой мир, где даже законы физики не подчиняются той реальности, к которой мы привыкли. Девочка со страниц произведения Льюиса Кэролла просыпается в конце книги и возвращается из зазеркалья в комфортный мир, где коты не улыбаются, а все люди соблюдают определённые правила. Алиса из Ачинска - не вымышленный персонаж математика. Но она тоже попала в другой мир, изолированный за железобетонными стенами. И полезла она туда следом не за говорящим кроликом, а за вполне настоящим Сергеем.
– В принципе, все люди страдают от репрессий общественного механизма. В момент рождения человек попадает в мир, где ему будут говорить, как он должен жить, кем он должен быть, как он должен себя вести и кому платить за то, что ему позволяют существовать в ограниченном пространстве свободы и демократии, – говорит Сергей, затягиваясь сигаретой.
Сейчас ему 22. В школе одни учителя его обожали, а другие терпеть не могли. Для одних он был победителем олимпиад с большим будущим, а для других он был выскочкой, любящим поумничать на уроке. Именно в школьные годы они с Алисой полюбили друг друга. Но пришлось на какое-то время расстаться из-за того, что Сергей уехал учиться в школу для одарённых детей. С высшим образованием ни у кого из них не получилось.
– Было интересно поначалу учиться, – говорит Алиса. – Но потом как-то трудно стало не то, чтобы что-то учить, а понимать, зачем это нужно? Я поступила на журфак, но я понимала, что никогда не стану журналистом. Потому что тут надо общаться с людьми. А это мне больше всего ненавистно. Даже не так, мне это просто неприятно.
А Сергей бросил учёбу в одном из престижнейших ВУЗов только потому, что хотелось что-то бросить. Это он так сказал.
– Меня бросила девушка тогда, с которой я встречался. Я решил бросить университет. Я, получается, победил в этом спарринге значительности разрыва.
Непонятно, то ли он так шутит, то ли это правда.
Живут эти двое в квартире мамы Алисы. Свекровь владеет собственным бизнесом, поэтому отдала им свою жилплощадь, а сама с мужем переехала в новую. Деньги ребята так же берут из неисчерпаемых источников родительской опеки. Дальше магазина Алиса с Сергеем не уходят от дома уже почти три года.
– В принципе, родители принимали на себя ответственность, когда создавали меня, – говорит Сергей. – Конечно, с одной стороны, немного стыдно, что, как говорится, на шее у родителей сидим. Но, как правило, такая фраза воспринимается, будто я паразит, присосавшийся к уставшей матери. Но, если говорить о свободе, то она как раз ограничена огромным колличеством сентенций, которые фиксируются в подсознании, как руководство. Все эти оценочные фразы передаются через межличностный обмен. Их вообще можно назвать вирусными настояниями – «уважать старших», «завести ребенка», «быть хорошим человеком», «сходить в церковь», «любить государство», «определяться через национальность». Всё это не больше, чем слова. Но по факту, через манипуляции с ними происходит преображение реальности. Такой реальности, в которой побеждает совокупность, а независимость остаётся в проигрыше.
В капсуле их квартиры, отчуждённой от законов и принятых норм, они оба независимы. Это похоже на реакционное бегство монахов-отшельников или лесных хиппи. У них, как правило, царит одно убеждение, что всё будет хорошо, если подобно кишечному обитателю мрака, спрячешься подальше от жизни. Чем же они занимаются в своей уютной клетке, если стремлений к трудовой или учебной деятельности нет?
– Я эльф 85 уровня, – шутит Сергей.
Дело в том, что, как мне показалось, в классической системе аутсайдерства нужно найти замещение реальному миру. Онлайн-игра World of Warcraft – та реальность, в которой они существуют больше, чем в жестоком человеческом обществе.
– Я не такая, как он, – говорит Алиса, когда Сергей ушёл проверит интернет-аукцион. Он там выставил на торги несколько экземпляров редких перчаток доблести, которые выбил, победив каких-то виртуальных монстров.
– Серёжа полностью асоциален. Раньше он таким не был, но друзей мало было в школе. А те, что были, то он просто их использовал. Сам-то он тощий и слабый, за себя постоять не может, находил сильного одноклассника и дружил с ним. А сейчас мы вместе ещё дальше отстранились от людей. Знаешь, мне вообще неприятно даже в магазине общаться с продавцом. Вот супермаркеты мне больше нравятся, в них ничего говорить не надо.
Алисе больше нравится не убивать монстров, выстроенных в пикселях монитора, она там чаще занимается добычей. Собирает руду, травы, кристаллы, иногда даже не для себя, а для Сергея. Чем не классическая семья, где жена заботится о муже? Кстати, ребята состоят в законном браке.
– Просто это круто, – говорит Сергей. – Я могу сказать, что у меня есть жена, если какая-нибудь девушка решит ко мне клеиться, – я сразу подумал про виртуальных полногрудых эльфиек с синими волосами. Хотя владельцем такого персонажа вполне может оказаться толстый бородатый дядька. Но это не так приятно, как магический аромат иллюзий.
– Всё человеческое – это кодированная иллюзия, – говорит Сергей. – Кодированная, потому что всё сцеплено в языке. В смысле, на котором люди говорят и транслируют информацию. И общественные нормы, границы дозволенного формируются тоже языковыми манипуляциями. Все правила балансируют только в контексте репрессивного, но неизбежного договора общества. Люди не убивают друг друга только до тех пор, пока они участники сообщества. И только в социальном измерении и воспитании формируется нравственная разница между действиями «почистить зубы» и «расчленить ребёнка». Люди всего лишь бессмысленные биологические радиоприёмники, передающие из поколения в поколение определённые установки.
Мы сидим в светлой кухне. Окно скрыто от реальности тяжёлыми зелёными занавесками. Я говорю про модную сейчас мысль о принципе демократии – свобода одного человека кончается там, где начинается свобода другого. Почему-то в разговоре с «изолированными» хочется говорить не об отчуждении и чужеродности, а о свободе.
– Свобода в том понимании, в котором преподносится – эгоцентрична и антигуманна, – говорит Сергей. – Существуя в ограниченных категориях общества, реализация собственной свободы предполагает принуждение другого. Остаётся только два выхода – принуждать или отказаться от свободы вообще. Программируй или будь запрограммированным. Эксплуатация обнаруживается даже там, где один обращается к другому с признанием в любви, ведь простое сотрясание воздуха есть принуждение к слушанью, согласие на которое дается постфактум.
По мере общения, мне начинает казаться, что в хрупком теле Сергея живёт тиран. Где-то надломившийся человек выбрал путь категоричного спасения, создав собственную реальность в однокомнатной квартире с обособленным от человечества порядком. За этим кроликом и побежала Алиса, но непонятно, то ли ей было любопытно, то ли она тоже от чего-то убегала. Но то зазеркалье, куда она побежала за кроликом Серёжей, стало для неё домом. Есть ли здесь любовь?
– Мне кажется, нет, я знаю, я даже хочу, чтобы у Серёжи появился кто-то ещё, – говорит Алиса. – Любовница там. Может и любовник. Я думаю, он и на это способен. Просто я, может быть, не в состоянии дать ему чего-то. Но и не ощущаю собственности над ним. Он единственный парень, к которому у меня не возникает отвращения. Но и, честно говоря, других чувств тоже не возникает. Мне с ним просто комфортно.
Старший психолог Красноярского краевого психоневрологического диспансера №1 в Ачинске, Алиса (совпадение) Васюткова говорит, что причины социального отчуждения, как правило, возникают в семье. В период воспитания некоторые взрослые проблемы могут разрушить всю будущую жизнь ребёнка. Неполные семьи в этом случае грозят стать гильотиной над успешной социализацией.
– В детстве у меня был проездной на трамвай, – рассказывает Сергей. – И я до вечера колесил на вагончиках. То до конечной, то до АГК доезжал, гулял там. Делал всё, чтобы не встречаться с отчимом.
Может быть, если рассуждать очень просто, корень проблемы закрепился сначала на проблемах с мамой и отчимом. А дальше разочарование вообще в самом явлении семьи, потом разочарование и во всём мире. А дальше как? Не выдержав несовершенства жизни, человек может просто с ней расстаться. Или, как Сергей с Алисой, совершить социальный суицид.
– Но если такое существование не вызывает трудностей? – говорит психолог Алиса Васюткова. – Если у других людей нет проблем от этих двух? Если им самим комфортно жить и не хочется ничего менять, то почему нет? Почему мы должны заставлять кого-то существовать в норме? Они просто не такие, как все.
– Это не я не такая, это все не такие, как я, – говорит Алиса. – Почему я обязательно должна родить ребёнка, к примеру? Мне не хочется. Я вон, кошечку завела, мне достаточно.
– Семья – это не ячейка общества, это, может быть, пыльный ящик антресоли, полное мусорное ведро общества. Но никак не фундаментальная основа, ячейка говорят. Можно быть или в стадии животного, исполняя биологическое предназначение: РОДИЛСЯ–ЖИЛ–РОДИЛ–УМЕР. Цикл кончился. А можно наоборот, жить так, как хочется. Вне того ограниченного пространства, где существуют люди, называя себя свободными. Если ты говоришь, что это социальное самоубийство, то смотри, это жизнь после смерти.
Психолог рассказала, что в связи с развитием технического прогресса, люди больше отчуждаются от общества. Если раньше это было тенденцией исключительно больших городов, то теперь и в провинциях появляются такие, для которых мир с открытыми горизонтами чужеродный. Они отстраивают стены, прячутся в изоляциях собственных комнат, погрузившись в виртуальных мирах. Но может быть, это не причина, а наоборот, следствие. Для Сергея привычное общество людей выглядит, как чужеродная модель, воссозданная матрицей. Биомасса людей, живущих в системе иллюзий, в карикатурах общественных норм, в чертежах действительности и карандашных набросках счастья. Всего этого Сергей, по его мнению, лишился или даже будем говорить – спасся. Может быть, Сергею не хватает настоящих перчаток доблести, чтобы победить не виртуальных, а своих монстров. Чтобы стать человеком в общепринятом смысле, а не тираном своей капсулы, запертой изнутри. Но пока что Алиса осталась в зазеркалье со своим кроликом. И свобода их в том, что она никому не мешает.
Обязательно ли быть инсайдером в оценке состояния общества? Наверное, только чужак может дать конкретное наблюдательное определение. Только в отстранённости можно избавиться от навязчивого чувства сопричастности, которое мешает давать объективные характеристики.
Алиса и Сергей, добровольно отделившись от того, чему их учили в школе на уроках обществознания, не стесняются давать миру людей плохую оценку. И существуют эти двое вне общепринятой нормы. Как в мире у Льюиса Кэролла, где Алиса попадает в другую реальность, где, «чем дальше, тем страньше».
Алиса перепрыгивает через ручей, пролезает в нору за кроликом. И попадает в совсем другой мир, где даже законы физики не подчиняются той реальности, к которой мы привыкли. Девочка со страниц произведения Льюиса Кэролла просыпается в конце книги и возвращается из зазеркалья в комфортный мир, где коты не улыбаются, а все люди соблюдают определённые правила. Алиса из Ачинска - не вымышленный персонаж математика. Но она тоже попала в другой мир, изолированный за железобетонными стенами. И полезла она туда следом не за говорящим кроликом, а за вполне настоящим Сергеем.
– В принципе, все люди страдают от репрессий общественного механизма. В момент рождения человек попадает в мир, где ему будут говорить, как он должен жить, кем он должен быть, как он должен себя вести и кому платить за то, что ему позволяют существовать в ограниченном пространстве свободы и демократии, – говорит Сергей, затягиваясь сигаретой.
Сейчас ему 22. В школе одни учителя его обожали, а другие терпеть не могли. Для одних он был победителем олимпиад с большим будущим, а для других он был выскочкой, любящим поумничать на уроке. Именно в школьные годы они с Алисой полюбили друг друга. Но пришлось на какое-то время расстаться из-за того, что Сергей уехал учиться в школу для одарённых детей. С высшим образованием ни у кого из них не получилось.
– Было интересно поначалу учиться, – говорит Алиса. – Но потом как-то трудно стало не то, чтобы что-то учить, а понимать, зачем это нужно? Я поступила на журфак, но я понимала, что никогда не стану журналистом. Потому что тут надо общаться с людьми. А это мне больше всего ненавистно. Даже не так, мне это просто неприятно.
А Сергей бросил учёбу в одном из престижнейших ВУЗов только потому, что хотелось что-то бросить. Это он так сказал.
– Меня бросила девушка тогда, с которой я встречался. Я решил бросить университет. Я, получается, победил в этом спарринге значительности разрыва.
Непонятно, то ли он так шутит, то ли это правда.
Живут эти двое в квартире мамы Алисы. Свекровь владеет собственным бизнесом, поэтому отдала им свою жилплощадь, а сама с мужем переехала в новую. Деньги ребята так же берут из неисчерпаемых источников родительской опеки. Дальше магазина Алиса с Сергеем не уходят от дома уже почти три года.
– В принципе, родители принимали на себя ответственность, когда создавали меня, – говорит Сергей. – Конечно, с одной стороны, немного стыдно, что, как говорится, на шее у родителей сидим. Но, как правило, такая фраза воспринимается, будто я паразит, присосавшийся к уставшей матери. Но, если говорить о свободе, то она как раз ограничена огромным колличеством сентенций, которые фиксируются в подсознании, как руководство. Все эти оценочные фразы передаются через межличностный обмен. Их вообще можно назвать вирусными настояниями – «уважать старших», «завести ребенка», «быть хорошим человеком», «сходить в церковь», «любить государство», «определяться через национальность». Всё это не больше, чем слова. Но по факту, через манипуляции с ними происходит преображение реальности. Такой реальности, в которой побеждает совокупность, а независимость остаётся в проигрыше.
В капсуле их квартиры, отчуждённой от законов и принятых норм, они оба независимы. Это похоже на реакционное бегство монахов-отшельников или лесных хиппи. У них, как правило, царит одно убеждение, что всё будет хорошо, если подобно кишечному обитателю мрака, спрячешься подальше от жизни. Чем же они занимаются в своей уютной клетке, если стремлений к трудовой или учебной деятельности нет?
– Я эльф 85 уровня, – шутит Сергей.
Дело в том, что, как мне показалось, в классической системе аутсайдерства нужно найти замещение реальному миру. Онлайн-игра World of Warcraft – та реальность, в которой они существуют больше, чем в жестоком человеческом обществе.
– Я не такая, как он, – говорит Алиса, когда Сергей ушёл проверит интернет-аукцион. Он там выставил на торги несколько экземпляров редких перчаток доблести, которые выбил, победив каких-то виртуальных монстров.
– Серёжа полностью асоциален. Раньше он таким не был, но друзей мало было в школе. А те, что были, то он просто их использовал. Сам-то он тощий и слабый, за себя постоять не может, находил сильного одноклассника и дружил с ним. А сейчас мы вместе ещё дальше отстранились от людей. Знаешь, мне вообще неприятно даже в магазине общаться с продавцом. Вот супермаркеты мне больше нравятся, в них ничего говорить не надо.
Алисе больше нравится не убивать монстров, выстроенных в пикселях монитора, она там чаще занимается добычей. Собирает руду, травы, кристаллы, иногда даже не для себя, а для Сергея. Чем не классическая семья, где жена заботится о муже? Кстати, ребята состоят в законном браке.
– Просто это круто, – говорит Сергей. – Я могу сказать, что у меня есть жена, если какая-нибудь девушка решит ко мне клеиться, – я сразу подумал про виртуальных полногрудых эльфиек с синими волосами. Хотя владельцем такого персонажа вполне может оказаться толстый бородатый дядька. Но это не так приятно, как магический аромат иллюзий.
– Всё человеческое – это кодированная иллюзия, – говорит Сергей. – Кодированная, потому что всё сцеплено в языке. В смысле, на котором люди говорят и транслируют информацию. И общественные нормы, границы дозволенного формируются тоже языковыми манипуляциями. Все правила балансируют только в контексте репрессивного, но неизбежного договора общества. Люди не убивают друг друга только до тех пор, пока они участники сообщества. И только в социальном измерении и воспитании формируется нравственная разница между действиями «почистить зубы» и «расчленить ребёнка». Люди всего лишь бессмысленные биологические радиоприёмники, передающие из поколения в поколение определённые установки.
Мы сидим в светлой кухне. Окно скрыто от реальности тяжёлыми зелёными занавесками. Я говорю про модную сейчас мысль о принципе демократии – свобода одного человека кончается там, где начинается свобода другого. Почему-то в разговоре с «изолированными» хочется говорить не об отчуждении и чужеродности, а о свободе.
– Свобода в том понимании, в котором преподносится – эгоцентрична и антигуманна, – говорит Сергей. – Существуя в ограниченных категориях общества, реализация собственной свободы предполагает принуждение другого. Остаётся только два выхода – принуждать или отказаться от свободы вообще. Программируй или будь запрограммированным. Эксплуатация обнаруживается даже там, где один обращается к другому с признанием в любви, ведь простое сотрясание воздуха есть принуждение к слушанью, согласие на которое дается постфактум.
По мере общения, мне начинает казаться, что в хрупком теле Сергея живёт тиран. Где-то надломившийся человек выбрал путь категоричного спасения, создав собственную реальность в однокомнатной квартире с обособленным от человечества порядком. За этим кроликом и побежала Алиса, но непонятно, то ли ей было любопытно, то ли она тоже от чего-то убегала. Но то зазеркалье, куда она побежала за кроликом Серёжей, стало для неё домом. Есть ли здесь любовь?
– Мне кажется, нет, я знаю, я даже хочу, чтобы у Серёжи появился кто-то ещё, – говорит Алиса. – Любовница там. Может и любовник. Я думаю, он и на это способен. Просто я, может быть, не в состоянии дать ему чего-то. Но и не ощущаю собственности над ним. Он единственный парень, к которому у меня не возникает отвращения. Но и, честно говоря, других чувств тоже не возникает. Мне с ним просто комфортно.
Старший психолог Красноярского краевого психоневрологического диспансера №1 в Ачинске, Алиса (совпадение) Васюткова говорит, что причины социального отчуждения, как правило, возникают в семье. В период воспитания некоторые взрослые проблемы могут разрушить всю будущую жизнь ребёнка. Неполные семьи в этом случае грозят стать гильотиной над успешной социализацией.
– В детстве у меня был проездной на трамвай, – рассказывает Сергей. – И я до вечера колесил на вагончиках. То до конечной, то до АГК доезжал, гулял там. Делал всё, чтобы не встречаться с отчимом.
Может быть, если рассуждать очень просто, корень проблемы закрепился сначала на проблемах с мамой и отчимом. А дальше разочарование вообще в самом явлении семьи, потом разочарование и во всём мире. А дальше как? Не выдержав несовершенства жизни, человек может просто с ней расстаться. Или, как Сергей с Алисой, совершить социальный суицид.
– Но если такое существование не вызывает трудностей? – говорит психолог Алиса Васюткова. – Если у других людей нет проблем от этих двух? Если им самим комфортно жить и не хочется ничего менять, то почему нет? Почему мы должны заставлять кого-то существовать в норме? Они просто не такие, как все.
– Это не я не такая, это все не такие, как я, – говорит Алиса. – Почему я обязательно должна родить ребёнка, к примеру? Мне не хочется. Я вон, кошечку завела, мне достаточно.
– Семья – это не ячейка общества, это, может быть, пыльный ящик антресоли, полное мусорное ведро общества. Но никак не фундаментальная основа, ячейка говорят. Можно быть или в стадии животного, исполняя биологическое предназначение: РОДИЛСЯ–ЖИЛ–РОДИЛ–УМЕР. Цикл кончился. А можно наоборот, жить так, как хочется. Вне того ограниченного пространства, где существуют люди, называя себя свободными. Если ты говоришь, что это социальное самоубийство, то смотри, это жизнь после смерти.
Психолог рассказала, что в связи с развитием технического прогресса, люди больше отчуждаются от общества. Если раньше это было тенденцией исключительно больших городов, то теперь и в провинциях появляются такие, для которых мир с открытыми горизонтами чужеродный. Они отстраивают стены, прячутся в изоляциях собственных комнат, погрузившись в виртуальных мирах. Но может быть, это не причина, а наоборот, следствие. Для Сергея привычное общество людей выглядит, как чужеродная модель, воссозданная матрицей. Биомасса людей, живущих в системе иллюзий, в карикатурах общественных норм, в чертежах действительности и карандашных набросках счастья. Всего этого Сергей, по его мнению, лишился или даже будем говорить – спасся. Может быть, Сергею не хватает настоящих перчаток доблести, чтобы победить не виртуальных, а своих монстров. Чтобы стать человеком в общепринятом смысле, а не тираном своей капсулы, запертой изнутри. Но пока что Алиса осталась в зазеркалье со своим кроликом. И свобода их в том, что она никому не мешает.
Андрей Оланов. Ачинск
Комментарии