Павел Семенихин:"Я же не Бог"

Гениальный «не герой-любовник». Ачинский драмтеатр сделал в премьере Шекспира ставку на актера Павла Семенихина. И не ошибся. В него можно влюбиться минуты за три. Ваша с ним диспозиция будет проста: он на сцене, вы в зале. Он актер – вы зритель. И все, больше ничего не надо. Это уравнение с двумя известными: психофизика блестящей актерской игры Павла Семенихина и ваше, зрительское, признание его как артиста от Бога.


Полцарства за Пашу

«Коня, коня, полцарства за коня!» - эти знаменитые, ставшие афоризмом слова Ричарда III, героя одноименной трагедии Уильяма Шекспира, Павел Семенихин произносит сильно. В ответ хочется крикнуть: «Полцарства – за такую игру!». На роль главного шекспировского злодея художественный руководитель ачинской «драмы» Сергей Болдырев пригласил Павла Семенихина не задумываясь. Нам он объяснил свой выбор просто: «Если б не было Паши, я бы и не брался здесь за Шекспира». Сам Семенихин с его абсолютной пластикой мог бы давно «зазвездиться», но он просто ответил режиссеру на его творческое предложение: «Да что вы, Сергей Григорьевич, я не смогу – это такой масштаб!». Два месяца репетиций – и Ричард Семенихина на глазах превращается в знаковую роль на ачинской сцене и в вершину (на данный момент) творчества самого 50-летнего Павла Николаевича.

«У нас на голове венок победный, доспехи боевые - на покое…» - начало текста «Ричарда III». У этого актера есть особенность: все его роли в ачинском театре – это те самые победные венки. И при этом Семенихин открытый и удивительно тонкий душевно человек. Умный и рефлексирующий. И прямой. Впрочем, как и положено настоящему таланту. Сразу после ошеломительного успеха премьеры «Ричарда» в драмтеатре в минувшую пятницу нам удалось поговорить с героем дня. Через три премьерных дня Павел уезжал в Красноярск, откуда его и приглашают на знаковые, сложные роли в Ачинск. Встретить столь интересного и искреннего собеседника для журналиста – удача. Полуторачасовой разговор промелькнул незаметно, на одном дыхании, как и яркая постановка Шекспира в нашей «драме», которая длится 3,5 часа.


- Павел, вам 50 лет. Вы свободный человек? Или актер не может быть свободным: он всегда ждет аплодисментов…

- Конечно, не свободен. Главная и прекрасная зависимость – от режиссера. Он должен быть диктатором.

- И конфликта не возникает? Хотя бы внутреннего? Ведь вы тоже творец – на сцене.

- Не возникает. Вопрос: кто из нас режиссер? И ответ ясен, и расстановка сил. Схема простая.

- Вы удивительно адекватный человек, а у актера, особенно признанного, есть опасность либо зазнаться, либо стать циничным. Вы циничный человек?

- (Задумывается). Да. Но (улыбается хитро) добрый.



- Вы испытываете эйфорию, когда роль уже сыграна или в процессе репетиций?

- В процессе. Если дифференцировать радость: «Дядя Ваня», «Масленица» («Не все коту масленица» был поставлен в АДТ московским режиссером Андреем Санатиным» по пьесе Островского. Семенихин играл в спектакле главную роль. – Т.А.) - там были временами моменты озарения. Я знаю, что их больше не будет. Так совпало: это сыграно, сделано, это не повторится. Поезд уходит, и я чувствую, что его не вернуть, даже если стараться, так - именно так - уже не сыграть. Это и счастье, и печаль. Как в детстве: провожают тебя, машут рукой, тебе это приятно. Знаешь, что встретят, но все будет иначе. В одну реку можно входить много раз, но каждый раз река будет другой.

- Что вас может вывести из себя?

- Что угодно. Я сложный человек. Но терплю долго. Только бить не могу.

- Вы структурируете свою жизнь: здесь - театр, а здесь - дом? От роли можете отключиться?

- Не умею. «Я подумаю об этом завтра», - как говорила Скарлетт у Маргарет Митчелл в «Унесенных ветром»… Нет, это не про меня. Жена Ирина у меня так говорит. Когда мы, мягко говоря, горячо обсуждаем что-то с супругой, и выходит не по-моему, она вдруг прекращает спор словами: «Ну, ладно». Я в недоумении – как «ладно»? Надо если не точки расставить в решении проблемы, так наброски точек – чтобы не начинать заново.

- Вы умеете отдыхать?

- Отдых может быть любой, но чтобы он был разный. Люблю ничего не делать и думать, что я думаю (смеется). Бытовые вопросы – да, я все умею, но не всегда хочу. Мы строим дом, надо гвоздь ровно прибить – я прибиваю. Если мне говорят, что я прибиваю неровно, я сразу начинаю нервничать: «Делайте сами!». День-два проходит: я уже смягчился, говорю: «Давайте сделаю ровно».

- Это вы так играете в жизни?

- Конечно.



- Какое амплуа вам ближе? Что больше нравится играть: героев-любовников?

- Ну какой я герой-любовник? Не играл их никогда. Малахольных играл, неровных, не «квадратных» героев.

- А каким людям вы больше симпатизируете в жизни?

- Живым.

- Сильные нравятся?

- Смотря чего добиваются. Чему завидовать? В конце пути придется каждому рассчитаться. Каждый заплатит.

- Может, лучше тогда легче жизнь прожить: все равно придется отвечать, так хоть порадоваться напоследок…

- Может, тогда и не жить вовсе?.. Потому что такой, «веселый», путь – это и не жизнь… «Вы спросите: для чего я жил?» - помните цитату? - «Жил-был я, стоит ли об этом. Жил-был я – кажется, что жил». Цель есть у каждого в жизни. Другой вопрос – насколько она совпадает с «поесть-покататься». А потом приходит осознание (с надрывом): «Я не жил, не жи-и-л!». А винить никого не надо. Это путь ошибочный. Добиться власти, наград: какой в них смысл? Накопление пустоты?..

- Вам людей бывает жалко?

- Как жалко? Я же не Бог. Жалеть – это значит понять.

- Жалеть можно только того, кого понял?

- Конечно. Если понял человека, то пожалеешь. Если человек хочет то, чего он хочет, а ты будешь рассказывать ему, что ему будет лучше, если он этого не будет делать, то ваши усилия напрасны. Все любят жаловаться – и я, конечно. Главное этим не увлекаться.



- Вы закрытый человек?

- Я же не мавзолей. Если видно, что человек – воздух, фантазии, треп, то я для него закрытый. А если человек хороший, то я открытый. Если этот человек надолго в твоей жизни, легко не будет. Будут конфликты, ссоры, выяснение отношений.

- От вашего сердца много ниточек к другим сердцам протянуто? Как Экзюпери говорил…

- Сколько бы их ни было, они все остаются. Как ни режь, они будут. Память сердца, даже если нет общения, - навсегда. Никто никому ничего не должен. Когда есть претензии, я этого не понимаю. Когда человек не служит, а обслуживает другого - это рабство. Я пытаюсь уйти от этого.

- Любите, чтобы вас «гладили», хвалили или больше стимулирует, когда подгоняют?

- А вы любите, чтобы вас немного обманывали или сильно обманывали?

- Вот это вопрос!

- Правда никому не нравится, если она отличается от твоего понимания правды. Все становится на свои места со временем – вопрос не в том, что нравится, остается то, что необходимо.

- Табаков накануне своего 70-летия сказал, что абсолютно не ощущает свой возраст. А вы ощущаете «года-богатство»?

- Возраст ценен для осознания: даже если ты делаешь что-то неправильно, но это дает плоды, это стоит того. А есть вещи правильные, но никчемные.

- Станиславский говорил, что главные составляющие актерского таланта: ум, сценическое обаяние и терпение. В вас это есть?

- В меру своей субъективности (смеется) я оцениваю себя объективно: сценическое обаяние есть.



- Вы чувствуете зрительскую любовь?

- А что вы делаете, чтобы быть живым и светлым человеком, как я это называю? Специально что делаете?

- Ничего.

- Так и здесь. Если вы знаете человека и знаете, как его встряхнуть, вы не тратитесь на это. А если его нужно специально встряхивать, зачем вам этот человек?

- А если зритель не поддается? Тогда и театр не нужен?

- Так и люди не всегда поддаются. Мой финальный монолог в «Ричарде»: «Я жизнь свою поставил и буду я стоять, покуда кончится игра». Замыкается на Шекспире опять. Такова и жизнь.

- Мнение близких о вашей работе для вас важно?

- Брат и сестра, увидев меня в «Дяде Ване» на фестивале в Красноярске, сказали: «Павлик, так это же ты! Тебе и играть ничего не нужно!». А они близкие люди, кто же меня еще так знает, как они. Я подумал: «Вот это нормально, зачем, спрашивается, работал?». (За роль Войницкого на фестивале «Театральная весна» этой осенью Павел Семенихин удостоен «Лучшей мужской роли». – Т.А.)

- Ричард феноменально трудная роль. Он – воплощение абсолютного зла. Как это возможно сыграть?

- Зло, оно - любое - зло. Оно рождает одиночество. Ричард одинок. Детская фраза моего героя: «Никто меня не любит, никто, когда умру, не пожалеет». Но как его жалеть? Его судит его же совесть. Человек устроен так, чтобы задавать себе вопрос: кто я? Мы приходим в этот мир стать собой – если у кого-то получается. Не для того, чтобы понравиться кому-то или нет, а приходим сами по себе. Мы будем отвечать не за то, что чего-то в этой жизни построили, добились, пристроились и пошли с кем-то на демонстрацию. Или объединились за или против кого-то. Остается-то «я». Здесь, у Шекспира, пусть гипертрофированное «я», но оно остается и у Ричарда – не для себя, а вопреки всем.

- Ваше любимое выражение?

- Я пугаюсь красивых слов (смеется). Нравится Маяковский. Он такой (показывает на сердце) открытый.

Таисия Аникина
Фото Александр Шахура